Работа №7

[logh-newyear]

Название: Портретная война
Размер: более 1900 слов
Пейринг/Персонажи: Райнхард фон Лоэнграмм, Зигфрид Кирхайс, НМП, из которых двое активно участвуют в сюжете
Категория: джен
Жанр: приключения. Может быть – немного детектива.
Рейтинг: G
По заявке: Фик о проделках Райнхарда и Зигфрида в академии, джен, рейтинг от PG до R
Примечание автора: автор просит прощения у заказчика и готов принять рой тапок от софэдомцев за хромающий на все лапы Обоснуй

Навигацию в Одинской Императорской военной Академии преподавал капитан в отставке фон Вирлинг, получивший от курсантов прозвище Страшило. У него действительно левую половину лица покрывали шрамы от ожогов, к тому же практически не работала левая нога, искалеченную левую руку скрывала черная перчатка, и неприятно дребезжал голос. Преподавателем он был строгим и требовательным. Но навигацию не просто блестяще знал и любил, но и умел заинтриговать воспитанников занимательными и сложными задачками, так что на его занятия все шли с удовольствием.

Вернувшись в сентябре с очередных каникул, курсанты обнаружили, что во всех корпусах по стенам коридоров и даже лестничных маршей развешены портреты героев былых сражений. И хотя среди этих людей были такие, чьи дарования явно переоценивались, многие действительно были талантливыми командирами. Серьезно не повезло только последнему пролету дальней лестницы инженерного корпуса, той самой, которая вела к кабинету навигации. Дело было не в том, что сражение при *** не тянуло на эпическую битву. И даже не в том, что имперский флот проявил там не лучшие свои качества. Недоумение вызывало исполнение. Казалось, что эти картины были намалеваны любителем. Хотя школа у живописца была неплохая, он умел отобразить сходство, и возможно даже показать характер, но желание польстить моделям сводило хорошие качества на нет. Адмиралы в его исполнении казались не военными, а неумелыми актерами, с неестественными корявыми жестами и картонными позами. Пафос на лицах был такой, что вместо предполагавшегося уважения к героической смерти вызывал сначала недоумение, а потом почти смех. И все это было обрамлено пышным золоченым багетом.
Курсант Райнхард фон Мюзель поджимал губы, поднимаясь по лестнице. Неизвестно, что его больше оскорбляло – то, как возвеличивалось ничтожное или то, насколько глупо и неумело это делалось. Или то, что среди титулованных глупцов не нашлось места для подлинных, с его точки зрения героев сражения – Ларса фон Бергера, взявшего на себя командование подразделением после гибели флагмана эскадры и серьезно потрепавшего противника, и Карла Альтмана, стойко прикрывавшего отход основных сил. Еще бы – ведь первый был из незнатного провинциального дворянства, а второй и вовсе простолюдин, заслуживший офицерский чин собственным умом и талантом. Первый вскоре погиб в другом сражении, второй получил серьезные ранения, провел несколько месяцев в госпитале, был списан с грошовой пенсией и умер в нищете, не имея возможности заплатить за лекарства.
- Твари, уроды… - сдавленно прошипел юноша.
- Райнхард, - осторожно коснулся его руки верный Кирхайс, - мы тут не одни…
- Не считай что ты тут единственный честный, Кирхайс, - Арман фон Рихтер поправил перетянутые на старинный манер ремешком книжки и добавил: – Мне, например, тоже постоянно хочется подрисовать кое-кому рога и хвосты.
Затем он прошествовал мимо друзей по лестнице, но на последней ступеньке обернулся:
- Если тебе нужна помощь, фон Мюзель – я готов.
- Думаешь, ему можно доверять? – спросил Кирхайс, когда красавец аристократ скрылся за дверями, отделявшими лестничную площадку от коридоров с учебными аудиториями.
- Уверен, - кивнул Райнхард.

Когда во время занятий по самоподготовке трое курсантов сели рядом, это никого не удивило - хороших старых справочников не хватало на каждого, приходилось объединяться. Также как и на то, что Арман фон Рихтер предал одному из старшекурсников, уходящих в увольнение, деньги и записку, а вечером получил магазинный серый пакет – курсанты, имевшие право выходить в город, охотно откликались на просьбы младших купить лакомств или почтовых марок.

* * *

Прокрасться по гулким пустым коридорам, вытащить из золоченой рамы один холст, заменить его другим в первый раз оказалось легко. Райхард и Кирхас даже чувствовали легкое разочарование. Перемену с одним из портретов заметили не сразу. Хотя то, что контр-адмирал фон ***, командовавший резервом и наломавший дров, сначала вмешавшись раньше времени, а потом драпанув после контратаки, теперь стоит схватившись руками за голову, должно было броситься в глаза. Однако лишь на третий день кто-то из курсантов сначала приостановился на секунду, внимательно присмотрелся, а потом фыркнул. Но зато уже через час занятия на всех курсах, во всех группах сопровождал характерный непочтительный шепоток. Засуетились преподаватели, забегали сторожа… К вечеру от нового портрета осталась лишь пустая золоченая рама.

- Все-таки хоть что-то догадались сделать, - в голосе Райхарда можно было услышать подобие восхищения.
- Гениальное изобретение – перочинный ножик, - вторил ему Кирхайс, раскручивая шурупы оказавшегося закрытым дверного замка.
Не шуметь, изображая взломщиков, было непросто, но зато утром проходившие по дальней лестнице получили шанс лицезреть вице-адмирала фон ***, вскинувшего руку в патетическом жесте. Остроумцы, хихикая, утверждали, что его светлость наверняка кричит свое любимое «Раскатаем их!».
Когда комендант с вынутым из рамы холстом под мышкой шел по коридору, курсанты старательно отворачивались, пряча усмешки. Но некоторые изобразили вслед жест вице-адмирала.
В жилых комнатах устроили обыск, оказавшийся, впрочем, бесполезным. А после занятий во время внеочередного общего построения Академическое начальство объявило о введении ночного патрулирования всех корпусов силами преподавателей и курсантов.

Еще через неделю курсанты получили возможность любоваться обновившимся третьим портретом. Вице-адмирал фон *** властно сжимал руками подлокотники кресла, но плечи его выглядели поникшими, взгляд казался потухшим, как будто командир не верил в благополучный исход сражения и отказался от попыток хоть что-то предпринять для спасения ситуации. Гражданскому персоналу Академии и ночным дежурным устроили массовый допрос, но все утверждали, что ничего подозрительного не заметили. И если выскочку фон Мюзеля еще можно было подозревать во лжи, то клянущегося чуть не Рудольфом Великим отпрыска фамилии фон Рихтер трудно было в чем-то заподозрить.

В размеренных суровых буднях Академии портретная война казалась единственным развлечением, интригующей тайной, которую можно было шепотом обсуждать после отбоя. Но через неделю на малый плащ Академии въехали армейские тягачи с подарком от меценатов. Курсанты от мала до велика высыпали во двор, несмотря на холодный ноябрьский дождь. Еще бы - две настоящие «Валькирии»! Первогодки прыгали от восторга, кто-то из старших, дурачась, цитировал боевые характеристики, другой авторитетно заявлял, что через месяц в придачу доставят трофейного «Спартанца». Райнхард и Кирхайс поддались общему восторгу и толклись в веселой толпе, когда к ним тихо подошел Арман и произнес:
- Готово.

Как ни возражали Кирхайс и Райнхард, но в последнюю ночь фон Рихтер увязался с ними. Говорил, что ему нужно посмотреть, как картина будет выглядеть на месте и, если понадобится, что-нибудь подправить. Когда новый портрет оказался в раме, Арман действительно раскрыл этюдник и сделал несколько осторожных мазков самой тонкой кистью.
- А хорош, - вздохнул Кирхайс, - Даже жалко будет, если и его снимут
И в это время послышались характерные неровные шаги, в дальнем конце коридора зажегся свет.
- Бежим! В окно! – прошептал Кирхайс.
Арман торопливо подхватил этюдник, забрался на подоконник, быстро открыл створки, ловко выбрался на карниз, Райнхард последовал за ним. Кирхайс тоже был готов отправиться за друзьями, когда свет вспыхнул уже на лестнице. Стоя в оконном проеме, Зигфрид попытался выпрямиться, стукнулся макушкой, ойкнул, и в конце концов начал рапортовать полусогнувшись:
- Дежурный курсант Кирхайс. Имею доложить: услышал шум…
- Вы действительно собрались сигануть с третьего этажа, курсант? – в голосе Страшилы звучала откровенная ирония. – Уже поработали, значит… Что ж, даже если нашему рвущемуся к справедливости художественному гению удастся благополучно приземлиться, от сторожей он не уйдет. Хотя если догадается слезть по водостокам, я буду думать о нем лучше. Жаль нельзя проверить форму, все торчали на дожде... А ну закройте окно, подите сюда, мне нужна помощь. Совсем нога разнылась из-за этой непогоды…
Хлопнули запираемые створки, погас свет, но висевшим на карнизе Райнхарду и Арману казалось, что они слышат удаляющийся неровный звук шагов. Через несколько минут курсанты почти не поранившись спустились по водосточной трубе. Этюдник спрятали в зарослях дикого винограда, покрывавших нижние этажи здания. До жилых комнат тоже добрались без происшествий, и даже умудрились никого не разбудить, развешивая мокрую одежду.

Этой четвертой перемены уже ждали все, и хотя картина сверхоперативно исчезла, некоторым курсантам удалось увидеть новый портрет адмирала фон ***. Счастливчики шепотом рассказывали во время обеда, что выражение отчаяния вовсе не портило старого вояки, который был в общем вполне нормальным дядькой и неплохим командиром, вот только в последнем сражении не сумел построить своих самонадеянных подчиненных, слишком доверился бездарностям, не остановил вовремя авантюристов…

Вернувшийся на рассвете Кирхайс с трудом сдерживал зевоту после бессонной ночи, но не решился пропустить утренние занятия. Тем более что поспать все равно бы не удалось, ибо потерявшее остатки терпения начальство устроило настоящий обыск в курсантских шкафчиках. И хотя у Армана в тумбочке обнаружили коробку красок, но фабричные облатки были целы, и даже магазинный пакет не разорван, да и дата на чеке ясно свидетельствовала, что по крайней мере к трем первым обновленным картинам курсант фон Рихтер не причастен, так что пришлось ограничиться четырьмя дневальствами вне очереди. Хотя все было лучше, чем военная история. Нет, предмет сам по себе нужный, и даже интересный, но зануда фон Бокк из чего угодно мог сделать тошнотворную тягомотину.
Так что занятия в этот день начались со сдвоенной корабельной инженерии, и пока курсанты рассаживались вокруг модели боевого крейсера, Кирхайс дернул Армана за рукав:
- Какого Хелль тебе еще краски заказывать понадобилось?
- Боялся, что черной и серебряной не хватит, - невозмутимо объяснил художник.

Но на первое после обеденного перерыва занятие – это было фехтование - фон Рихтер явился в последнюю минуту, нешуточно напуганный, и от его утренней беспечности не осталось и следа. Подойдя к Райнхарду и Кирхайсу, парень тихо произнес:
- Этюдник пропал…
- Постой, ты точно там смотрел, не перепутал? – обернулся Райнхард.
- Седьмое окно, мы же вместе считали, - махнул рукой Арман.
- Если б попало к кому не следует, все бы уже на ушах стояли. Но, похоже, им утра хватило, - Кирхайс положил руку товарищу на плечо. – Ладно, не играй реквием раньше времени. Может, садовники подняли да выбросили.
- Эй, разговорчики! – окликнул всех троих инструктор.
- Защищайтесь, сударь! – тот час бросился на него Райнхард.
А Зигфрид тем временем атаковал Армана, быстро вошел в клинч и прошептал:
- Мы тебя не оставим!
Фехтование всегда поднимало настроение, а дальше была навигация, где Страшило без предупреждений закатил суровую контрольную.

Занятия, как ни странно, шли своим чередом. Никто не был исключен, никакие правила не стали строже, не отменялись увольнительные. Казалось, портретная история закончилась. Но еще через неделю, когда курс поднимался на очередное занятие по навигации, шагавшие где-то посередине Райнхард, Кирхайс и Арман услышали восторженные крики тех, кто шел первыми. Добравшись до площадки, сообщники увидели, что в простенке слева от ведущей с площадки к учебным аудиториям двери, висел портрет Ларса фон Бергера. А справа Карл Альтман, обернувшись, со спокойной улыбкой на лице, словно приглашал юных курсантов подняться на мостик своего «Лебедя». Строгие черные рамы выразительно контрастировали с еще висевшими вдоль лестницы золочеными багетами.
Притихшие курсанты как будто забыли обо всем. Юноши будто почувствовали, как сквозь грязь и лицемерие обветшавшего мира рвется что-то новое, подлинное, живое, как грозные силы приходят в движение, белые крейсера летят среди звезд…
Неровный звук шагов вернул курсантов в реальность. Кто-то вскрикнул, все понеслись по коридору, но успели рассесться по своим местам, когда преподаватель вошел в аудиторию.
Как ни в чем ни бывало, Страшило принялся раздавать контрольные, которые курс писал неделю назад. По своему обыкновению, он объявлял оценки, начиная с низких, и каждому в нескольких словах разъяснял ошибки. Наконец в его руках остались три тетрадки.
- Курсант фон Рихтер. 192 балла. Будьте осторожнее, не на всяком курсе возможны подобные округления.
- Курсант фон Мюзель. 196 баллов. Я оценил вашу изобретательность, но тактика использования верхних слоев метановых атмосфер представляется чересчур рискованной.
- Курсант Кирхайс. 198 баллов. Вы правильно нащупали идею с проходом на малых скоростях, но несколько увлеклись, - преподаватель протянул тетрадку, и неожиданно добавил:
- Хороши? – сделав жест рукой в сторону плаца с «Валькириями». Или в сторону лестницы?
- О да, - не по уставу ответил Кирхайс.
Некоторое время фон Вирлинг молчал, не обращая внимания на курсантов, а потом, будто очнувшись, обратился ко всем сразу:
- У вас ведь нет больше занятий сегодня? Можете идти, - и хромая даже как будто больше обычного, направился к своему столу, сел, раскрыл толстую книгу и погрузился в чтение.

Вернувшись в жилую комнату после занятий, Арман обнаружил на своей койке этюдник с кистями и красками.
А на следующий день со стены сняли пустые золоченые багеты…