Название: Крылья бабочки
Размер: ~700 слов
Персонажи/пейринг: Дасти Аттенборо, Ян Вэньли
Категория: джен
Жанр: размышления, лирика, немного ангста и щепотка юста.
Рейтинг: G
По заявке: Как складывалась дружба Яна и Аттенборо. На усмотрение автора. Возможен юст со стороны Аттенборо, но не рейтинг.
читать дальшеСо стороны казалось, что друзья у Дасти заводились сами. Душа любой компании, он везде собирал вокруг себя людей, готовых поучаствовать в проделках, посмеяться над чем-нибудь или подшутить над окружающими.
В школе ли, в военной академии, на службе – Дасти всегда оказывался в компании.
Куча приятелей заменяла одного или двух настоящих друзей, и заменяла вполне успешно – было, с кем выпить и посмеяться.
А с проблемами Дасти привык справляться сам.
Многочисленные «друзья» были похожи на облако блесток – вроде бы много, ярко, заметно – а схвати рукой, и ничего не останется.
Дасти и сам сверкал – заметный, шумный, яркий. Сегодня здесь, завтра там, записывая интересное в блокнотик, - так дракон уносит в свою пещеру очередное сокровище, чтобы потом перебирать и любоваться, – оставляя прошлый день за спиной, не оборачиваясь, не привязываясь.
Да и к чему привязываться, когда любой человек может погибнуть завтра?
Сегодня ты дружишь с одноклассником, а завтра его родную планету разбомбят, и он, потеряв семью, улетит жить к тетке, и пойдет в школу там.
Сегодня ты дружишь со студентом с параллельного потока, с отделения связи и шифрования, а завтра захватят базу на периферии, и молодых связистов перебросят, не дав доучиться.
Сегодня ты дружишь с сослуживцем, и сегодня же его флагман подстрелят.
Смысл привязываться?
Никакого.
Значит, не привязываться, не связывать себе крылья, не привязывать к ногам гири вроде страха за тех, кто рядом, страха потерять, летая по жизни легкой светящейся искрой.
А погаснет – никто и не заметит. Сколько их таких гаснет каждый день – счет уже давно идет на сотни тысяч.
А Ян не сверкал. Не летал, не сверкал, он вообще, несмотря на свои весьма возвышенные убеждения, был довольно приземленной личностью.
Как и любой журналист – ну ладно, пусть несостоявшийся, - столкнувшись с чем-то непонятным, Дасти заинтересовался и стал наблюдать.
Наблюдал, делал выводы, записывал.
Но понять не мог.
Ян привязывался, любил, дружил – Дасти в какой-то момент показалось, что он сам что-то упускает в жизни. Потом – что что-то не умеет. Потом – что просто не дано.
Может быть, Ян его… научит?
Умеет же он сам – дружит с Жаном-Робером Лаппом, любит мисс Джессику Эдвардс. Искренно полагает, правда, что этого никто не видит, но, кажется, это уже заметила вся академия.
Незаметно для себя Дасти перестал летать и сверкать. Из необязательной искры снова стал человеком – по крайней мере, учился заново им быть. Учился доверять, общаться, верить, привязываться.
И понял в какой-то момент, что…
… не понимает.
Не понимает, друзья ли они или нет. Ещё? Уже?
Думалось в какой-то момент, что Ян его оценил и заметил, что выделил, что его вечно рассеянный и отстраненный взгляд наконец-то начал фокусироваться и на Дасти.
И мучительно завидно становилось, глядя, как Ян общается с Жаном-Робером.
«Ну смотри же,» - хотелось крикнуть, - «смотри, я оставил крылья, я перестал сверкать, я стал таким же, как он, как все они, ну заметь же меня!»
Ян замечал. Отмечал таланты, охотно общался, явно выделял среди остальных – но не настолько, чтобы можно было сказать, что да, они… друзья?
Наверное.
Там, куда позволялось заходить Жану-Роберу, Дасти натыкался на холодную гладкую стену вежливости. Тогда, когда Жан-Робер получал в ответ обратный диалог, Дасти отталкивала глухая стена обороны. Вежливая, дружелюбная, но неизменная и неприступная.
Если бы Дасти спросили – а его спрашивали потом – кто они с Яном друг другу, он бы, наверное, надолго замолчал.
А что ответить, когда то, что есть, не хочется произносить, чтобы не услышать самому собственные слова, а того, что хочется сказать, нет?
Поговаривали о магнетизме Яна, об умении располагаться к себе людей. А спросили бы Аттенборо – он бы сказал, что притягательность эта была сродни свету фонаря в ночи, когда нельзя отлететь далеко и нельзя подлететь близко. Те, кто попадал в этот свет, либо летели на его источник и сгорали, либо были обречены, как шальные бабочки, шарахаться в луче, оббивая крылья и не имея возможности улететь.
Были и те, кого Ян видел. Был Жан-Робер, о котором Ян переживал, которого ценил и уважал настолько, что уступил ему, когда они оба влюбились в одну девушку, была мисс Эдвардс, в которую Ян был безнадежно влюблен, была мисс Гринхилл, ставшая его женой, был светлый мальчик Юлиан…
А для Дасти в сердце Яна места не было.
Это враки все, что сердцем только любят. Именно к сердцу, а не к голове, пускают друзей – настоящих друзей.
И если в сердце отказавшегося от своих крыльев Дасти Ян-таки пролез, занял там уголок, то пустил он сам друга к себе?
Дасти не знал. Думал и ни до чего не додумывался.
А потом Ян ушел и стало все равно. Все стало понятно.
Ушел Жан-Робер, ушла Джессика, и Ян ушел вслед за ними. Даже в посмертии они стали все вместе, неразлучные друзья, верные возлюбленные – к чему им там Дасти?
Теперь, когда Яна нет, можно вспомнить о своих крыльях, когда забытых, и снова лететь сквозь жизнь и сверкать.
Не привязываясь.
Размер: ~700 слов
Персонажи/пейринг: Дасти Аттенборо, Ян Вэньли
Категория: джен
Жанр: размышления, лирика, немного ангста и щепотка юста.
Рейтинг: G
По заявке: Как складывалась дружба Яна и Аттенборо. На усмотрение автора. Возможен юст со стороны Аттенборо, но не рейтинг.
читать дальшеСо стороны казалось, что друзья у Дасти заводились сами. Душа любой компании, он везде собирал вокруг себя людей, готовых поучаствовать в проделках, посмеяться над чем-нибудь или подшутить над окружающими.
В школе ли, в военной академии, на службе – Дасти всегда оказывался в компании.
Куча приятелей заменяла одного или двух настоящих друзей, и заменяла вполне успешно – было, с кем выпить и посмеяться.
А с проблемами Дасти привык справляться сам.
Многочисленные «друзья» были похожи на облако блесток – вроде бы много, ярко, заметно – а схвати рукой, и ничего не останется.
Дасти и сам сверкал – заметный, шумный, яркий. Сегодня здесь, завтра там, записывая интересное в блокнотик, - так дракон уносит в свою пещеру очередное сокровище, чтобы потом перебирать и любоваться, – оставляя прошлый день за спиной, не оборачиваясь, не привязываясь.
Да и к чему привязываться, когда любой человек может погибнуть завтра?
Сегодня ты дружишь с одноклассником, а завтра его родную планету разбомбят, и он, потеряв семью, улетит жить к тетке, и пойдет в школу там.
Сегодня ты дружишь со студентом с параллельного потока, с отделения связи и шифрования, а завтра захватят базу на периферии, и молодых связистов перебросят, не дав доучиться.
Сегодня ты дружишь с сослуживцем, и сегодня же его флагман подстрелят.
Смысл привязываться?
Никакого.
Значит, не привязываться, не связывать себе крылья, не привязывать к ногам гири вроде страха за тех, кто рядом, страха потерять, летая по жизни легкой светящейся искрой.
А погаснет – никто и не заметит. Сколько их таких гаснет каждый день – счет уже давно идет на сотни тысяч.
А Ян не сверкал. Не летал, не сверкал, он вообще, несмотря на свои весьма возвышенные убеждения, был довольно приземленной личностью.
Как и любой журналист – ну ладно, пусть несостоявшийся, - столкнувшись с чем-то непонятным, Дасти заинтересовался и стал наблюдать.
Наблюдал, делал выводы, записывал.
Но понять не мог.
Ян привязывался, любил, дружил – Дасти в какой-то момент показалось, что он сам что-то упускает в жизни. Потом – что что-то не умеет. Потом – что просто не дано.
Может быть, Ян его… научит?
Умеет же он сам – дружит с Жаном-Робером Лаппом, любит мисс Джессику Эдвардс. Искренно полагает, правда, что этого никто не видит, но, кажется, это уже заметила вся академия.
Незаметно для себя Дасти перестал летать и сверкать. Из необязательной искры снова стал человеком – по крайней мере, учился заново им быть. Учился доверять, общаться, верить, привязываться.
И понял в какой-то момент, что…
… не понимает.
Не понимает, друзья ли они или нет. Ещё? Уже?
Думалось в какой-то момент, что Ян его оценил и заметил, что выделил, что его вечно рассеянный и отстраненный взгляд наконец-то начал фокусироваться и на Дасти.
И мучительно завидно становилось, глядя, как Ян общается с Жаном-Робером.
«Ну смотри же,» - хотелось крикнуть, - «смотри, я оставил крылья, я перестал сверкать, я стал таким же, как он, как все они, ну заметь же меня!»
Ян замечал. Отмечал таланты, охотно общался, явно выделял среди остальных – но не настолько, чтобы можно было сказать, что да, они… друзья?
Наверное.
Там, куда позволялось заходить Жану-Роберу, Дасти натыкался на холодную гладкую стену вежливости. Тогда, когда Жан-Робер получал в ответ обратный диалог, Дасти отталкивала глухая стена обороны. Вежливая, дружелюбная, но неизменная и неприступная.
Если бы Дасти спросили – а его спрашивали потом – кто они с Яном друг другу, он бы, наверное, надолго замолчал.
А что ответить, когда то, что есть, не хочется произносить, чтобы не услышать самому собственные слова, а того, что хочется сказать, нет?
Поговаривали о магнетизме Яна, об умении располагаться к себе людей. А спросили бы Аттенборо – он бы сказал, что притягательность эта была сродни свету фонаря в ночи, когда нельзя отлететь далеко и нельзя подлететь близко. Те, кто попадал в этот свет, либо летели на его источник и сгорали, либо были обречены, как шальные бабочки, шарахаться в луче, оббивая крылья и не имея возможности улететь.
Были и те, кого Ян видел. Был Жан-Робер, о котором Ян переживал, которого ценил и уважал настолько, что уступил ему, когда они оба влюбились в одну девушку, была мисс Эдвардс, в которую Ян был безнадежно влюблен, была мисс Гринхилл, ставшая его женой, был светлый мальчик Юлиан…
А для Дасти в сердце Яна места не было.
Это враки все, что сердцем только любят. Именно к сердцу, а не к голове, пускают друзей – настоящих друзей.
И если в сердце отказавшегося от своих крыльев Дасти Ян-таки пролез, занял там уголок, то пустил он сам друга к себе?
Дасти не знал. Думал и ни до чего не додумывался.
А потом Ян ушел и стало все равно. Все стало понятно.
Ушел Жан-Робер, ушла Джессика, и Ян ушел вслед за ними. Даже в посмертии они стали все вместе, неразлучные друзья, верные возлюбленные – к чему им там Дасти?
Теперь, когда Яна нет, можно вспомнить о своих крыльях, когда забытых, и снова лететь сквозь жизнь и сверкать.
Не привязываясь.
Спасибо, автор, очень понравилось. У Яна в жизни действительно есть уютная "гостевая комната", куда впускают многих. И внутреннее пространство, куда попадают очень немногие. Но по-моему, это тоже следование правилу не привязываться на свой манер. Можно не привязываться, рассчитать привязанность на очень короткий срок - или ограничить число тех, кого любишь. Инстинкт самосохранения.
В целом вы правы.
Знакомое явление, в целом.
И хочется пожелать Дасти удачи... в дальнейшем.
С другой стороны, вай нот))